.

Первопроход перевала Горбунова (3Б*, 7350) - самого высокого в СССР, 1988 г.

Никита Степанов

Пролог. Этот перевал я заявлял ещё в 81-ом и тогда мне его разрешили пройти, но судьба сложилась иначе. Ещё при траверсе пика Абалакова, уже на спуске, в моей группе произошёл НС. На два года я был отлучён от руководства. Потом сходил в 84-ом на него радиально через Буревестник и Душанбе, заодно зарулив и на Коммунизма. В 86-ом была ещё одна попытка, которая закончилась не начавшись, ещё при акклиматизации на пике Четырёх. 

Наступил 88-ой. Подходя к возрасту Христа, захотелось всё-таки исполнить задуманное. Стихийно собралась команда из девяти здоровых мужиков, из которых только двое были на семитысячниках, но всем остальным хотелось того же. Основа группы была из турклуба МАИ. После уникального зимнего Памирского похода группы Сергея Стрыгина (с первовохождением на пик Советских Офицеров 6233 м.), которая прошла весь маршрут только на печке конструкции Виктора Николаева, (без примусов, а про газ в то время только мечтали), решено было повторить эксперимент, увеличив его высоту ещё на километр. Честно говоря, я был противником отказа от привычных «Шмелей», но краснобайство «печных апологетов» убедило. По их словам печка, которая весила всего 600 грамм, работала безотказно и приносила экономию в 3 кГ. на человека при выходе на маршрут. Мало этого, и автоклав к его печке весил всего 1100 грамм. Такой вес, когда идёшь хотя бы Бель-Кандоу, уже весьма ощутим. Мы взяли всего около 9-ти кГ. сухого спирта на самую высотную часть. Остальное топливо добывали по пути. Это была арча, полиэтиленовые пакеты, свёрнутые в тугой жгут, остатки деревянных ящиков, флаконы из под моющих средств, вонючие носки и прочая хрень.

Потом были консультации с Валентином Божуковым («снежный барс» №3 – это для молодёжи, которая уже плохо знает историю советского альпинизма) на предмет как лучше взойти на пик Хохлова, как дойти до Коммунизма и как оттуда проще свалить на Бивачный. В результате Валентин Михайлович решил присоединиться к нам на этапе восхождения, для того чтобы заснять нашу экологически «чистую» группу, которая сжигала всё дерьмо, оставшееся не только от нас, но и от предшественников. Весь материал предполагалось показать в такой значимой кинопрограмме, как «Клуб путешественников».

Перелистывая пожелтевшие страницы маршрутной книжки, я вспомнил, что тот год был последним, когда запрещалось в неё вносить вершины и траверсы. В маршрутке 89-го уже чёрным по белому красовались траверсы Мраморной Стены, Хан-Тенгри и Победы. А тогда МКК делало вид, что не догадывается о наших планах, а мы, как агнцы, прикидывались, что вовсе туда и не собираемся. Поэтому заявили неслабую шестёрку, где в скобках указано то, о чём обе стороны умалчивали. Она включала в себя: перевалы Бель-Кандоу и Шапак – лед. Москвина - пик Четырёх (6400 м.) - пер. Мушкетова – пер. Корженевской (вначале предполагали, что с траверсом пика Корженевской (7105 м.): с подъёмом по маршруту В. Божукова и спуском по А. Угарова,) - лед. Вальтера – ребро Бородкина – пер. Кирова - траверс до 7350 – (с восхождением на пик Коммунизма (7495 м.)) - лед. Орджоникидзе - пер. Россия - (пик Россия (6852 м.) -лед. Беляева – пер. Егорова – пер. Пулковский I. 

В силу ряда причин, которые забылись, и вспомнить их уже трудно, маршрут не удалось пройти полностью. Скорее всего, нам не сделали заброску на ледник Орджоникидзе, и концовку маршрута пришлось свернуть. Но и многое мы успели: сходили на пики Четырёх, Корженевской, Коммунизма и прошли насквозь перевал 7350, который решили назвать именем Николая Петровича Горбунова, поднявшегося вместе с Евгением Абалаковым на него 3 сентября 1933 года. 

И только из-за того, что тогда не написали отчёт, про наш маршрут и про название перевала со временем просто забыли. Теперь это уже не важно. Но по многочисленным просьбам, я всё-таки решился предложить вашему вниманию небольшой рассказ, основанный на дневнике нашего летописца - Сергея Стрыгина с дополнениями и комментариями членов команды (и не только членов), стараясь максимально использовать русский литературный язык.

Основная часть.

Евгений Кузьмин: «Тот год выдался тяжелым. В июне я женился. Что такое туристическая свадьба конца прошлого века? Это очень много алкоголя и комаров. Мероприятие удалось - друзья жениха вспоминают с удовольствием, подружки невесты - с ужасом. Осознав необратимость произошедшего, и наступившую тяжесть последствий, уехал на сборы в Джайлык. Промежуток между Кавказом и Памиром был дня четыре. Очнулся под забором в Душанбе на какой-то пыльной обочине. Отмечали день рождения Никиты Степанова и ловили попутку в сторону Джиргиталя. Несмотря на все усилия, машина не приезжала. Еды не ужинали, упал в колючий бурьян и меня всю ночь кусали в голову комары».

Дневник (приводится с сокращениями. Интересующимся хронометражем, могу выслать его полностью в личку):

25 июля. Мост через приток Муксу - мост по дороге к Иргету.

26 июля. Иргет - перевал Бель-Кандоу - поляна на правой террасе Суграна у дома Гурского.

Леонид Гольцблат: «За год до этого, мы, трое акклиматизированных участников, злорадно сквозь сон слушали, как собираются и уходят на акклиматизационное кольцо остальные семь участников нашей группы. Благодушию пришел конец, когда всласть выспавшись, мы вылезли из палатки и обнаружили рядом с ней огромную гору вещей, оставленных нам ушедшими друзьями. С первого взгляда было ясно, что отнести все это втроем невозможно, замаячила перспектива челночного хождения через Бель-Кандоу, что совершенно не входило в наши желания. Вес перестал приниматься во внимание, учитывался только объем, - надо было любой ценой впихнуть все это барахло в три рюкзака.

Итак, взвалив на себя рюкзак, я попытался отнести его за перевал, показавшийся мне бесконечной, отвесной стеной. Сверху жарило солнце, снизу парила и не давала дышать трава по грудь. Перевал я каким-то образом перешел. Но на спуске у меня первый и единственный раз в жизни прихватило сердце.

И вот 88 г. Опять Бель-Кандоу. Решаю для себя, что выйду чуть раньше остальных, побегу побыстрее, чтобы оторваться от группы, потом, когда сделаю отрыв, лягу где-нибудь полежу, подожду остальных и отдохнувший буду любоваться, как все вползают на эту «страшную стену». Что-то в моем плане не сработало. Оторваться мне, конечно, удалось, метров на 10. Мужики пыхтели, интересовались - куда меня так несет, но не отставали.

До тех пор я был уверен, что убежать могу от любой группы, но в первый же день выяснилось, что нормальной группы я просто не видел. Ни до, ни, к сожалению, после 89-го года, ходить в такой команде мне не доводилось. «Стена» почему-то оказалась пологой и удобной тропой. Монотонность подъёма разрядил Степанов, на котором были только рюкзак и ботинки. Часть группы, ушедшая слегка вперед, с удовольствием наблюдала, как навстречу нам спускается, непонятно откуда взявшаяся, группа плановых туристов, состоявшая почти из одних женщин. Вид нашего руководителя произвел фурор, хотя он и успел выхватить откуда-то майку и засунуть ее спереди под ремень рюкзака. Дамам все же пришлось объяснить: «это шестерка - здесь все по-взрослому».

Ф.1. Николай Гурский у своей хижины. 

Евгений Кузьмин: «В березовой роще на том берегу Суграна обнаружили хижину отшельничающего Николая Гурского. Он отстроил её прошлой осенью и уже перезимовал в ней. Ребята с ним были знакомы по Алтаю, до позднего вечера общались, а я как-то не понял, что этот человек там делает…».

27 июля. 09.50 – 20.00. Правая терраса Суграна - морена реки Шини-Бини.

Ф.2. Снято вниз по долине Суграна. Справа хижина Гурского.

Ф.3. Стрыгин налаживает печку Виктора Николаева.

28 июля. 09.10 - 18.20. Морена - ночевки с ручьем и травой.

Ф.4. Переправа через Шини-Бини.

Ф.5. Переправа через Шини-Бини.

29 июля. 08.55 – 17.20. Ночевки - верхнее плато ледника Шини-Бини. Морена.

Ф.5. Лёня Гольцблат релаксирует.

Ф.6.Вечерние посиделки.

Евгений Кузьмин: «Перешли через реку Шини-Бини, влезли на ледник. Народ подобрался сильный и опытный, каждый мог работать лидером. Все и работали, но для этого каждому приходилось идти своим путем. Количество мнений о том, как идти, как правило, превышало количество участников. Меня это поначалу бесило, а потом привык, клубы по интересам какие-то образовались, нашлись точки соприкосновения, общие темы, и диспуты о выборе дороги переместились на второй план. Справедливости ради надо сказать, что верёвки мы вешали дружно и очень быстро, без дискуссий».

30 июля. 09.30 – 20.40 Морена - правая боковая морена (у озера).

Ф.7. Слева направо: пик Крупской, 30-летия Советского Государства, Ошанина, Родионова, западная седловина перевала Шапак.

31 июля. 10.05 – 19.25 Ночёвка - слияние ледников Шапак и Фортамбек.

Ф.8.Лесок в долине Шапака.

1 августа. 11.40 – 18.30. Место ночёвки - МАЛ. 2 августа ДНЁВКА.
3 августа. 11.28 - 11.53. МАЛ - правый карман ледника Москвина. Ночёвки «5200».

Ф.9. Пик Четырёх и тень от него. Снято ранним утром.

Ф.10. Пик Четырёх.

Ф.11. Снято из под пика Четырёх. В центре Ахмади-Дониш, справа К. Цеткин.

4 августа. 08.00 – 15.00 - ВЕРШИНА !!! (пик Четырёх).

Ф.12. Пик К. Цеткин в центре, справа пик Известий.

Ф.13. Снято вниз на ледник Москвина.

Ф.14. Евгений Кузьмин при подъёме на пик Четырёх.

Ф. 15. Снято с подъёма на пик Четырёх. Слева пик Калинина, справа пик Ахмади-Дониш, внизу перевал Четырёх.

Ф.16. На пике Четырёх.

5 августа. 14.45 – 21.05. Базовый лагерь - перевал Мушкетова.
6 августа. 10.50 – 15.55. Перевал Мушкетова - МАЛ.

Ф.17. Ледовый гриб на леднике Москвина.

7 августа. ДНЁВКА.

Ф.18. Вертолёт вылетает из-за морены на поляне Москвина.

Ф.19. Озеро на поляне Москвина.

Ф.20. Мемориальный камень на поляне Москвина.

Ф.21. Мемориальная табличка Коле Волкову, Володе Свердлову и Мише Дунаевскому, погибшим при траверсе пика Хохлова 16.08.1981 г.

8 августа. 13.55 – 18.25 МАЛ - ночёвки “5200”.

9 августа. 09.05 – 14.40 Ночёвки “5200” - штурмовой лагерь 6400 м.

10 августа. 09.30. Выход.

Ф.22. Штурмовой лагерь под Корженевой. Утро.

Ф.23. Вид на штурмовой лагерь.

Ф.24. Начало подъёма на пик Корженевской.

Ф.25. Сергей Стрыгин на гребне Корженевы.

Ф.26. Леонид Гольцблат.

Ф.27. Гребень пика Корженевской перед вершиной.

15.00 ВЕРШИНА!!!!! (пик Корженевской). 15.50 - 18.40. Начало спуска - лагерь “6400”.

Евгений Кузьмин: «Как шли на пик Корженевской почти не помню. Как то быстро все произошло и буднично. Тяжело дались последние метров 100. С утра меня немного подколбашивало, а тут накрыло и придавило. В тумане и белой мгле еле плёлся по следам вверх. Дошел до вершины, торжественного построения не случилось, посидели, что-то съели, ничего не увидели и пошли вниз. Тут и развиднелось, и горняшка отпустила».

11 августа. 11.15 - 13.40. Лагерь «6400» - 5400 (встретили группу Балабанова). Обед.

Ф.28. Встреча с группой Игоря Балабанова.

Ф.29. Встреча с группой Игоря Балабанова. На земле раскидано не вместившееся в рюкзаки «топливо».

Ф.30. Дневные посиделки.

15.10 – 18.10 5400 - поляна МАЛ. 12 и 13 августа - ДНЁВКИ. 

Сергей Стрыгин: «Надежды разжиться дровами в виде досок от ящиков не оправдались. Тара оказалась возвратной, и отдавать её ни под каким видом не хотели, а сломанных ящиков нигде не валялось. Идти без запаса топлива через Коммунизма до ГМС не хотелось, а те несколько полешек арчи, которые мы притащили снизу, расценивались как НЗ. Пришлось использовать старый проверенный способ – пойти на помойку. А там Клондайк! Целая куча полиэтиленовых флаконов из-под моющих средств. Для начала попробовали – горит за милую душу! Но тащить такой объём не хотелось, и решили порезать их на полоски. Беда была в том, что ни нож, ни ножницы их не брали. Как всегда выручил Витя Николаев – в его ремнаборе оказались какие-то чудо-ножницы, которые резали всё, вплоть до металла. Весь день ушёл на заготовку топлива».

14 августа. 12.00 – 19.05. МАЛ - лагерь 5100 на ребре Бородкина. 

Евгений Кузьмин: «Пару дней отдохнув после великих свершений на Корженеве, с шутками и прибаутками двинулись на Коммунизм. Мы с Леней Гольцблатом в предыдущий год ходили ребро Бородкина, дорогу знали хорошо. Внизу ребро начинается наклонной полкой, простреливаемой частыми ледовыми обвалами с ПФП. Получасовой пробег по страшной полке экономит почти день труда на скалах в нижней части ребра. Заранее разделся, облегчился и побежал. Обычно, когда мне страшно, бегаю я довольно быстро».

Ф.31. Ребро Бородкина с ледника Вальтера.

Ф.32. Подъём по ребру Бородкина.

Ф.33. Подъём по ребру Бородкина.

15 августа. 09.50 – 20.00. Лагерь 5100 - ПФП.

Ф.34. Подъём по ребру Бородкина.

16 августа. 11.50 – 12.05. Место ночёвки - под склон пика Хохлова. Дневка.

Ф.35. Пик Хохлова и перевал Кирова.

Ф.36. Ночёвка на ПФП. Пики слева направо: Крошка, Ленинград, Абалакова, Москва и Кирова.

Начали вешать перила. С седла спускается какая-то группа. Пока часть группы вешала верёвки, остальные вдохновенно готовили ужин. В полном безветрии над плато стоял аромат горящей арчи (несколько полешек, которые мы специально тащили для куража) и жареной на сале картошки с луком. Первые трое из спускающейся с перевала группы, скинули рюкзаки метрах в пятнадцати от нас, сели и начали тихонько переговариваться, изредка поглядывая в нашу сторону. Потом подтянулись ещё трое и замерли там же. Пауза затянулась. Я решил пригласить их отведать компота. Мужики сидели какие-то напряжённые. Соблюдая этикет, задал стандартный вопрос - кто они? Оказались одесситы (нам просто повезло - они то уж шутку юмора понимают). Следом ещё два дурацких вопроса: откуда и куда? Жест одного из них, ткнувшего пальцем вверх за спину, а потом, вытянув указательный вперёд был до прозрачности ясен: с Коммунизма в МАЛ. Поинтересовался, чегой-то они к нам не подходят. В ответ вопрос: «А что это у вас за дымок из трубы и чем так вкусно пахнет?». Объяснил ху есть ху. Они подумали, что разыгрываю, и ещё больше напряглись, но всё-таки взяли рюкзаки и дошли до палатки. Осмотрели всё, попили нашего варева, а потом признались, что когда шли по плато и почувствовали запахи, то подумали, что у них крыша поехала после Коммунизма. Ну а как идти в гости, если крыша набекрень? 
P.S. Только в этом году выяснил, что это была команда Одесского Облсовета по ТиЭ под руководством Александра Майорова и что в ней был Ростислав Чайковский. С ним и его группой в 2014-ом мы несколько дней пережидали непогоду на западном седле Хана. Когда появилась возможность, они первыми рванули вниз, натоптав нам следы до Южного Иныльчека. Потом мы вместе жили в лагере, вместе улетали на вертушке и вместе ехали в Каракол, но так друг друга и не узнали. Наверное, помешали тёмные очки или склероз. Правда, без очков мы бы тоже друг друга не узнали. И за всё время ни разу не обмолвились о той встрече в 88-ом.

Ростислав Чайковский: «Наконец-то спустились на плато. Шестидневный штурм перевала Кирова и рывок на Коммунизма нас порядком вымотали. Когда спустились на плато и увидели впереди палатки, сели сматывать верёвки, чтобы слега очухаться и прийти в подобающем виде. А тут как назло эти неизвестно откуда взявшиеся, но такие родные запахи жареной картошки и горящих дров. Подумали, что глюки начались. Когда подошли к палаткам и узнали суть, были сильно обескуражены. Мы в горах такого ещё не видели».

17 августа. 10.10 – 19.50. ПФП – перевал Кирова.

Ф.37. Подход под перевал Кирова.

Евгений Кузьмин: «Следующий день поднимались с плато на перемычку пика Хохлова. Я шел по пути своего прошлогоднего полета и предавался думам о былом. Сорвался я тогда, немного не дойдя скал, на которых обычно начинаются перильные веревки. Шел без веревки. Лететь вниз было с полкилометра по ледовому склону. Внизу - бергшрунд и смерзшиеся глыбы лавинных выносов. Мой Ангел-хранитель, слава Богу, был в тонусе - я не получил серьезных травм и своими ногами смог спуститься на поляну Москвина. Надо сказать, что задумчиво глядя на склон, я безмерно удивлялся, что жив. Это был хороший урок за очень умеренную цену. Надеюсь, что я правильно все понял».

Леонид Гольцблат: «Подъем на перемычку мне хорошо знаком, год назад прошел его 1,5 раза, один раз доверху и еще один до места, откуда спорхнул Женька. Воспоминания не самые приятные, но чувствую себя на этом склоне как дома, лучше всех знаю, где он идется, естественно лидировать поручают мне. Но как же не похоже на прошлый год! Тогда мы «бежали» здесь не связываясь по ровному, чуть подтаявшему, не очень крутому льду. Вместо этого передо мной «лестница» со ступеньками высотой метров до трёх. Никогда больше не видел такого вытаивания: весь склон состоит из «лоханок». Верхний их край довольно крутой, для того чтобы перелезть в следующую, сконцентрировавшись, делаю несколько шагов по ледовой склону, рассчитывая на облегчение, поскольку нижняя часть каждой лоханки заметно положе. Не тут-то было, она все равно требует стоять на передних зубьях, фиксируясь клювиком. Так повторяется многократно. В конце концов, приближаюсь к скалам, где видны прошлогодние маловские перила.

Их вид не внушал никакой уверенности: веревки не висят, как им положено вертикально, а разбросаны зигзагом по льду. Не ясно вообще, держатся ли эти веревки на станциях или не падают только потому, что частично вмерзли в лед. Ситуация усугублялась незначительной толщиной льда: под скалами, где я нахожусь, ледобур заходил на 5-8 см. и упирался в скалу. Чуть перебираешь глубину и он остается в руке вместе со здоровенной отколовшейся плитой льда. Довольно долго искал место, где можно хоть как-то закрепить перила. В конце концов, мне удалось загнать ледобуры где-то наполовину. Перила закреплены кое-как, но делать нечего. Предупреждаю мужиков о надежности перил: «перила готовы, но их лучше не нагружать». При этом у меня нет никакой уверенности, что к моему предупреждению отнеслись с должным вниманием, тем более что первые двое меня, видимо, слышали, а остальные 6 человек, точно нет… 

Первым подходит Толя Чесноков, следом идёт Никита, я остаюсь «пасти» станцию, а он должен идти дальше по маловским перилам. Прошу его не грузить их по-настоящему, пока не удостоверится в состоянии станций, а лишь придерживаться. Первые десяток шагов Толя о моей просьбе помнил. Потом стал грузить веревку все сильнее, и случилось то, что она обещала всем своим видом. 

Как могу, пытаюсь не дать вылететь еле закрепленной станции, а сверху на меня летит Толя в развевающейся куртке. Дежавю…

Я представляю, как вылетят еле ввернутые ледобуры, затем совместными с Толей и Никитой усилиями, мы втроем вырвем предыдущую станцию и повторим Женькин прошлогодний полет. Пройдет ли все так гладко, как год назад? Получать ответ экспериментально мне очень не хотелось, но и сделать я ничего уже не мог. О самозадержании на таких склонах, я читал только в фантастических постах на Риске. 

Толя пролетал у меня буквально под ногами, я сделал шаг в сторону и кошкой припечатал ко льду его куртку. Она, разумеется, порвалась в клочья, но Толя в двух метрах ниже меня остановился!!! Что это: перильная веревка или все-таки куртка? Мне было не до осмысления. Ну а Толя вполне доходчиво объяснил мне, что думает о своей порванной куртке, обо мне и много еще о чём. Дальше все шло гладко, перила оказались рабочими, буры мои не вылетели. Лидировал остальные веревки Витя Николаев». 

Ф.38. Подъём на перевал Кирова. На перилах Сергей Стрыгин.

Ф.39. Сергей Фирсов на подъёме.

Ф.40. Сергей Стрыгин на перилах.

Ф.41. Ночёвка на перевале Кирова. Тренируемся строить иглу.

Ф.42. На перевале Кирова.

8 августа. 11.30 – 15.30. Перевал Кирова - ровная площадка. Высота 7100.

Пробуждение было резким и неприятным. Утреннюю тишину разорвал треск расстёгиваемой палаточной молнии. Вчера ещё видели, что вокруг на километр вверх и вниз никого не было. Все невольно замерли, мороз пробежал по коже и под ложечкой засосало. А снаружи с удвоенной силой дёргали заиндевевшую молнию. Кто же это: чёрный альпинист или сейчас на очередные спасы потянут? Наконец молния поддалась, и в проёме нарисовалось почерневшее лицо в тёмных очках и с заиндевевшей бородой. Все взоры устремились на возникшее одиночество. Наконец он снял очки. Мать честная! Так это ж Валентин Божуков!

Сходу напал: «Чего валяетесь, лежебоки? Давно вверх пора топать!». Вдруг он повёл носом и с подозрением спросил: «А что это у вас запах какой-то странный в палатке?». Пришлось на ходу сочинять, что, дескать вчера, когда дежурный готовил сибирский чай и начал доливать из фляжки, кто-то его случайно, ну почти совсем не нарочно, толкнул под руку, и он малость переборщил основного ингредиента. Зато спится лучше и комары в голову не кусают.

На вопрос, откуда он здесь возник, рассказал, что когда он прилетел на Москвина и узнал, что мы уже на Бородкина, решил нас догонять. Накануне он почти нас нагнал, но застигнутый темнотой, переночевал под камушком немного пониже.

Стали готовить завтрак и собираться. Валентин всё наше хозяйство внимательно осматривал и его кинокамера «Красногорск» не переставала жужжать. Попутно очень живо обсуждалась предложенная Валентином тема переброски нашей группы вертолётом с ледника Орджоникидзе под пик Ленина. Сделать за сезон три памирских семитысячника – это вам не хухры мухры!

Не прошло и трёх часов, как вышли на маршрут. Зато комфортно – солнышко припекает и ни ветерка. Был бы один, вообще бы раньше 12 часов не тронулся. Ведь траверс чем хорош: надоело идти, поставил палатку и балдей себе. Это ведь не как сейчас принято гонять людей до изнеможения и кровавого пота: на Ленина - с Раздельной, на Хан - с седла, а на Победу – с Важи! А тут топаешь потихонечку с собачьим лозунгом: где хочу, пописаю, где хочу, покакаю.

Ф. 43. Подъём по гребню пика Коммунизма.

Ф.44. Картина маслом: возлежание на рюкзаке с сигаретой в руке и только кофею не хватает…

Ф.45. На гребне пика Коммунизма.

15.30. Вышли на ровную площадку. Перекус. Пришёл Божуков. Встали на ночь.

Евгений Кузьмин: «С перемычки пика Хохлова поднялись по ребру на 7100, чуть повыше того места, до которого мы с Леней Гольцблатом доходили в прошлых попытках. У всех это была первая ночевка на такой высоте, многого от неё ждали. Но ничего не случилось, еда входила «на ура» и выходила штатно». 

19 августа. 11.10 – 13.30. 7100 – 7300. Обед (война, войной, а обед по расписанию). Божуков и вчера и сегодня сильно меня доставал своими съёмками. Снимал бы себе потихонечку откуда-нибудь сбоку или на перекурах и не нарезал бы круги вокруг печально двигавшейся колонны. А он как фигаро: то здесь, то тут! И ладно, если просто просил остановиться – это ещё, куда ни шло. Но после команды спуститься с рюкзаками обратно метров на 50 и повторить подъём, потому что у него плёнка кончилась, у меня кровь закипела в жилах от кессонной болезни! Я был готов придушить его собственными ногами. Но потом отлегло. Особенно, когда в следующем году увидел эти кадры на телеэкране.

Ф.46. Покурить на высоте – святое дело!

Ф.47. Сергей Стрыгин.

Ф.48. Валентин Божуков неразлучен со своей кинокамерой «Красногорск». На заднем плане перевал Горбунова (3Б, 7350) и последний взлёт на пик Коммунизма. 

14.45 – 16.30. Место обеда - ВЕРШИНА!!! (пик Коммунизма).

Леонид Гольцблат: «На вершину мы с Женькой вышли первыми, потом пришел Божуков и прогнал нас вниз с задачей повторно пройти под камеру, причем в связке (иначе несолидно). Приспустившись метров на 20, я намотал веревку на поясницу, и мы «в связке», усердно демонстрируя страховку, попытались совершить торжественный выход. Идти было страшно неудобно, веревка все время норовила сползти с поясницы и намотаться на ноги. Техники для подиума не хватало. В конце концов, к неудовольствию Валентина Михайловича веревка свалилась на землю, кадр был испорчен. 

Вообще восхождение далось удивительно легко, чувствовали мы себя прекрасно, не было привычного для высоты счета шагов, никакой борьбы с собой. От восхождения мы получали удовольствие! Тем более удивительно было наблюдать предвершинный гребень, заблеванный предыдущими группами. Ну, зачем эти люди себя так мучали?Почему бы перед этой Горой не акклиматизироваться нормально».

Ф.49. Выход на пик Коммунизма, а может постановочное восхождение на высшую точку СССР.

Ф. 50. На пике Коммунизма.

Евгений Кузьмин: «Утро решающего штурма было морозным и солнечным. Испив кофею, выдвинулись в сторону вершины. Вокруг с кинокамерой бегал неугомонный Божуков. Он не был с нами на Корженевской, акклиматизация у него явно слабей нашей, а вот поди ж ты! Пройдя с полчаса, оставили рюкзаки в уютной мульдочке и налегке поднялись на вершину. Оказавшись наверху, мы решили, что в нашем восхождении достаточно героического, чтобы его увековечить. К увековечиванию приступили тут же, поставив на торец довольно внушительный камень в форме обелиска. Божуков сказал, что раньше этот камень стоял, а теперь упал, но коллективы, способные его поднять снова, поднимаются редко. Камень мы подняли, устроили торжественное построение и фотосессию к нему. Тут Сергей Стрыгин достал откуда-то портретик Сталина. Меня это взбесило, Сталина я не люблю, фотографироваться с портретиком не стал. Таким образом, возникли непреодолимые политические разногласия, преодолевать которые отправились вниз. У палатки расстались с Божуковым, который по следам подъема ушел на перемычку пика Хохлова, а мы двинулись вниз по ребру Абалакова.

А вот, ежели спросит вдруг меня какой-нибудь хороший человек: «Как ты относишься к переименованию пика Коммунизма?», то я отвечу, что коммунизма я не люблю, фиолетов он мне как-то, а вот переименовывать, то, что не вы открыли, категорически не надо. Вернуть исконное название – другое дело, но тут названия у вершины никогда и не было. Плохо было, когда переименовывали пик Сталина, плохо пытаются сделать и сейчас. Кстати, думаю, что переименование внесет свой вклад в постепенное угасание альпинистского интереса к этому району. Семитысячников, насколько я знаю, около 150. Этот был высочайшей вершиной великой империи, а сейчас-один из многих. Нет, переименовывать не надо. Жаль, что моего мнения никто не спрашивает».

Ф.51. Корженева с пика Коммунизма.

Ф.52. Вид с пика Коммунизма на пики Четырёх, Ахмади-Дониш.

Ф.53. Спуск с пика Коммунизма обратно на седло.

Расставание было недолгим. Вдохновлённые желанием Божукова забрать нас через несколько дней на вертушке с ледника Орджоникидзе, и перекинуть под пик Ленина с последующим восхождением на него, мы сразу ушли на ребро Абалакова, а Валентин отправился по пути подъёма в МАЛ.

17.30 – 21.20. Вершина - ребро Абалакова - острый узкий гребень (влево падать хуже) - ночёвка 6600.

Ф.54. Снято с начала спуска по ребру Абалакова. В центре пик Вооружённых сил, слева от него перевал Отрада, а справа пик Гармо.

Ф.55. Спуск с пика Коммунизма по ребру Абалакова.

20 августа. 11.50 - 21.45. Место ночёвки - узкий гребень - начало жандармов - старые верёвки - ночёвка в конце ребра.

Ф.56. Ночёвка на ребре Абалакова.

Ф.57. Вид на наш спуск с пика Коммунизма по ребру Абалакова.

Ф.58. Анатолий Чесноков на ребре Абалакова.

Ф.59. Ребро Абалакова. Вид сверху.

Ф.60. Начало жандармов на ребре Абалакова.

Леонид Гольцблат: «На спуске кто-то без конца вешал веревки, а я их без конца снимал. Временами казалось, что веревки вешались не потому, что они тут нужны, а потому что их есть за что закрепить, а нести неохота.

Пожалуй, самый занимательный момент был такой: начинает потихоньку темнеть и у меня в рюкзаке уже едет парочка веревок. Подхожу к очередным перилам. Веревка, закрепленная на ледорубе, уходит куда-то влево и исчезает за жандармом. Вокруг никого. Думаю: «совсем мужики о..ели, что я ее в одиночку должен снимать?». Но делать нечего, пристегиваю к себе конец веревки и иду вниз по натоптанному пути спуска. Зря я, однако, ругался. Зайдя за перегиб, обнаружил мерзнущего в ожидании Женю Кузьмина, весьма недовольного таким способом экспресс снятия страховки. Пришли мы в лагерь, изрядно нагруженные веревками. Судя по тому, что снимали, просто спускаясь с нижней, вряд ли они там вообще были нужны. 

Самое интересное ждало нас в лагере. Быстроногий Витя убежал вниз на несколько сот метров. Сам-то он вернулся, но рюкзак с палаткой и печкой остался внизу. На ужин можно было не рассчитывать (не уверен, что в тот день был хотя бы перекус). Ночевка обещала быть нестандартной. Выручило то, что хозяйственный Стрыгин не смог пройти мимо чьей-то брошенной в верхней части ребра палатки: вырубил ее и прихватил с собой. Очень нам пригодилась та палатка! Мест явно не хватало, спали вповалку, можно сказать, друг на друге, но все же в палатках, в тепле. 

Как же хорошо спится после спуска с семи на пять! Совершенно все равно, тесно тебя или нет, что у тебя под головой, какой высоты подушка и есть ли она. А как дышится! Никогда не забуду это ощущение, ты не дышишь воздухом, а пьешь его.

А какой контраст с высотными ночевками во время акклиматизации: напоминали отару овец, сбившихся вечером в кучу, чтобы греть друг друга морозной ночью, причем из всех углов этой кучи (палатки) всё время слышен чей-то сухой кашель. Легкий бронхит от морозного воздуха на высоте бывает почти у всех. Пробуждение: голова раскалывается, во рту переночевал эскадрон, ну где я вчера так надрался? И зачем? Нет, что-то не так, мы ведь вроде в горах. К жизни возвращает рука дежурного, протягивающая кружку горячего кофе. Влив в себя божественный напиток, закрываю глаза и минут через 5-10 начинаю осознавать, что рядом подают признаки жизни постепенно приходящие в себя мужики. Еще пара минут и мы опять полны сил и готовы куда-то идти».

21 августа. 08.05 - 09.25. Спуск по скалам и в кошках спуск по льду на ледник.

Ф. 61. Пик Россия со спуска по ребру Абалакова.

Ф.62. Нижняя часть ребра Абалакова. Утро.

Ф.63. На спуске с ребра Абалакова. Спички кончаются, поэтому прикуриваем от бычка соседа.

Евгений Кузьмин: «Спуск по ребру занял два дня. Интересно, что никаких технических сложностей я не помню. Недавно прочитал старый альпинистский отчет с описанием ребра. Сложности, оказывается, были. Наверное, такая забывчивость у меня от склонности к частому сотрясению мозгов. Из интересного видели на спуске старые витые веревки, которые, наверное, принадлежали экспедиции Горбунова (Абалаков был её участником). В одном месте стояла прислоненная к скале деревянная лестница, нижним концом вмерзшая в лед. Впрочем, это место я обошел по снегу в стороне, не воспользовавшись ею. Очень жалею теперь, что не сфотографировал её. Спрашивал у Пети Рыкалова (он ходил по ребру в прошлом году) - лестницы они не видели».

Ф.64. Леонид Гольцблат.

Ф.65. Сергей Фирсов.

Ф.66. Сергей Фомичёв.

Ф.67. Анатолий Чесноков.

Ф.68. Евгений Кузьмин.

Ф.69. Борис Сорин.

Ф.70. Виктор Николаев.

09.40 – 10.35. В кошках по ледопаду (весь ледопад до ручья).

Ф.71. Воплощение материализованной жажды.

Ф. 72. Сергей Фирсов и Анатолий Чесноков цивилизованно пьют из каски.

11.05 - 22.15. Ровная часть ледника – правый карман - “верхние” спартаковские ночёвки.

Ф. 73. В центре ребро Абалакова. Справа ледник Орджоникидзе, перевал Кирова и пик Хохлова.

Евгений Кузьмин: «После спуска на ледник случилась у нас неприятная история. Вдруг обнаружили, что исчез Витя Николаев. Шли, уже развязавшись, по открытому леднику, засыпанному мореной, все Витю видели рядом только что, а тут - нет его, и не отзывается. Меня, как самого быстроногого оленя, Степанов отправил пробежаться вниз по морене и карману ледника, назначив мне временные рамки. Остальные толпою отправились прочесывать ледник в обратную сторону. Я ринулся вниз, регулярно издавая громкие вопли, чтобы Витя мог меня услышать. На исходе отведенного мне времени Витя отозвался из какого-то нереального далЁка впереди, внизу, и в стороне от моей дороги. Это было очень далеко и, кроме бесформенных криков, обменяться никакой содержательной информацией не удалось. Однако ж, было понятно, что с ним все в порядке. Возвращался назад часа полтора, до темноты у нас оставалось минут сорок, прошли немного вниз и поставили лагерь. Витя, однако, ночевать не пришел. С очень плохим настроением со светом поднялись и пошли вниз. Через полчаса встретили Витю, который ночевал неподалеку (у него все было). Остановились, расслабились, приготовили завтрак, обменялись впечатлениями и снова расслабились. Витя, оказавшись в какой-то момент один, решил, что он отстал от всех и на полных парах рванул по леднику вниз. Физическая подготовка у Вити была отменная, убежал он быстро и далеко, к ночи выбрался на тропу по борту ледника, по которой я за ним гнался и решил, что лучше и надежней ждать там. Такая поучительная история».

Леонид Гольцблат: «Женька сбегал и вернулся, установив голосовую связь с Витей. Так как Витя ночевать не пришёл, то утром следующего дня нас с Толей послали догонять Витю. Указание «бежать за Витей» Толя воспринял буквально. Пробежав метров 100, я поинтересовался у Толика, как долго он сможет бежать (высота-то все же около 5000). Мы перешли на быстрый шаг и, учитывая, что шли без груза, а Витя с грузом, точно должны были рано или поздно догнать его. Это не потребовалось, так как, довольно скоро мы увидели Витю, идущего нам навстречу. Первыми его словами при встрече были «я виноват, бейте меня» (ну лексика, конечно, чуть другая была), вместо этого я предложил взять у него рюкзак, на что он ответил «я м….к, его вниз оттащил, я и обратно принесу». Потом мы пришли к группе, и в этом походе Витя больше не терялся».

Ф.74. Пик Коммунизма с ледника Бивачный. Вечер.

22 августа. 10.45 — 16.10. Место ночёвки - тропа высоко над ледником - конгломератный каньон с башнями - палатки гляциологов.

Поскольку стрекотанья хеликоптера, обещанного Божуковым, мы так и не услышали, пришлось собрать рюкзаки и, как говориться в старой банальной немецкой пословице, попистофать вниз. 

Ф.75. Конгломератные столбы правого борта Бивачного.

Евгений Кузьмин: «К обеду этого длинного дня подошли к впадению лед. Бивачного в Федченко и увидели лагерь гляциологов. Тут случилась беда с моей коленкой. Наверное, дала о себе знать бесшабашная пробежка накануне. Метрах в трехстах от лагеря, сделав очередной шаг, который ничем не отличался от миллиона других, вдруг почувствовал сильную боль в колене. Идти я толком не мог, прыгал на одной ноге. Последние метров двести до лагеря рюкзак мне донес поднявшийся за мною Леня».

Ф. 76. Палатки гляциологов на слиянии ледников Бивачный и Федченко.

Евгений Кузьмин: «Гляциологи оказались знакомыми Толи Чеснокова. Совместное питьё чая затянулось до ужина. Спирт у нас был. Хорошо пообщались, правда я не участвовал, а лежал и грустил о безвременно испорченной коленке. Наутро забинтовал колено и пошел медленно и очень печально. Отдохнувшая полдня коленка благополучно дошла до конца маршрута».

23 августа. 09.20 – 17.00. Палатки гляциологов - тропа, осыпи правого берега - обход “чертова гроба” - лед. Федченко - ГМС им. Горбунова.

Незадолго перед походом мне удалось приобрести настоящий двойной французский вибрам фирмы Galibier на натуральном меху! Осознание того, что на семитысячники я уже попрусь не в валенках или киевских ботинках, вызвало эйфорию и толком их не померив, взял с собой. Размерчик вроде бы совпадал, но французы видать всё же поминиатюрнее. Через несколько дней маршрута я приспособился - нужно было только немного поджимать пальцы и вроде бы становилось комфортно. Особенно на подъёмах, когда пятка съезжает назад. А вот на спусках… Окончательно мои култышки доконал спуск по Бивачному. Ноги распухли, и последняя четверть ступни никак не хотела погружаться в ботинок. Винил в этом прошлые обморожения и потёртости, но когда случайно взглянул на отражение своей морды лица в какой-то луже, понял, что виноват, скорее всего, гляциологический чай. Даже моя панамка сдавливала голову тисками.

Ф. 77. Никита Степанов.

Тогда, я, к сожалению, ещё не был знаком с Лёшей Косяковым из Калуги, и не знал, что можно было просто разрезать каремат, обложить пенкой ноги, надеть поверх сланец и примотав к ногам кошки сходить на Корженеву.

Ф. 78. Ноги Алексея Косякова, обе из которых, особенно левая, через два дня в этом же виде взошли на Корженеву в 2006 г. Фото публикуется впервые.

Ф. 79. Диспут двух матёрых горных туристов о преимуществах высотной обуви. Слева Леонид Директор, справа Алексей Косяков.

РазрезАть вибрамы посчитал кощунством, да и не смог бы уже в них появиться в приличном обществе, особенно в присутствии дам, поэтому надел кроссовки и заскользил в них по Федченко, как корова по льду. На очередном ледовом ножичке что-то пошло не так. С криком «моб, твою ять», я полетел куда-то вниз. Последующее запомнилось больше очевидцам, чем автору полёта.

Евгений Кузьмин: «Никите сильно терли ботинки, и надеть он их не мог. Пришлось ему идти по леднику Федченко (открытому, разумеется!) в кроссовках. На топографической карте в этом месте надпись «Возможно движение вьючного транспорта». Прыгая через очередную трещину, он поскользнулся и рухнул вниз. Разумеется, сильно огорчился, ушибся и поцарапался. Трещина, при ближайшем рассмотрении оказалась бесформенной оплывшей ледяной ямой, впрочем, довольно глубокой, немудрено, что он расстроился. Недолго думая, мы решили посоветоваться, и консилиум решил Никиту спасти с помощью веревки. Кадры героического спасения руководителя имеются в исторических анналах».

Ф.80. Никиту Степанова достают из трещины.

Ф.81. Подъём в кроссовках по крутому льду.

Ф.82. Ледник Федченко с подъёма к ГМС.

Ф.83. Сергей Стрыгин на фоне ГМС Федченко.

24 августа. 12.20 - 16.05 ГМС - плато Кашал-Аяк - спуск по тропе в нунатаке .

Евгений Кузьмин: «Ночевали на ГМС. Место само по себе удивительное, но мне запомнилось забавным случаем. Я с утра был дежурным, что-то готовил на камбузе и вдруг неожиданно возник душераздирающий хруст. Я, было, подумал, что наступило землетрясение, и стал уж помышлять о бегстве, но заглянул под стол из-под которого, вроде, звуки и шли. Оказалось, что местный кот разорвал там упаковку от армейских сухарей (обычная пища метеорологов в те былинные времена) и остервенело жрет их, издавая эти ужасающие звуки. Наверное, это была акция устрашения мышей. Вискасом так не похрустишь».

Ф.84. Спуск по ледопаду Кашал-Аяка.

Дальше дневник обрывается. Остаётся только догадываться о причине: то ли летописец упал в трещину и сломал себе шариковую ручку, то ли отобрали остатки дневника для росписи «пули», то ли просто был дефицит бумаги к концу маршрута. Всё остальное пишется по памяти, которая изрядно поистрепалась за прошедшие годы. Наверное, в тот день успели спуститься до «зелёнки» на слиянии с Красноармейским, а после ночёвки повалили по левому карману РГО.

Евгений Кузьмин: «Через перевал Кашал-Аяк пришли в кишлак Пой-Мазар. Из еды у нас к этому времени был только кипяток. А камни - плохая замена овсу. Не помню, как мы оказались в доме хорошего человека, кажется, он был местным учителем. Он разместил нас в своем садике и накормил картошкой и какой-то едою. Попробуйте представить себе, что к вам в дом неожиданно явились девять оголодавших мужиков. А он справился! Хвала Памирскому гостеприимству! Жаль, что я уже не помню имя этого доброго человека из Пой-Мазара».

Дальнейший путь до Душанбе вспоминается с трудом, но судя по тому, что неспортивного поведения в салоне АН-2 не вспоминается и приводов в милицию тоже, скорее всего, доехали на машине. 

Невесёлое солнечное утро в Душанбе. После убойной ночной тряски в кузове грузовика вытряхиваемся прямо на поляну перед аэропортом. Присутствие нескольких групп не внушает радостных надежд на свободные билеты. Самые общительные «аборигены» сразу отреагировали на наше появление. Прогнозы подтвердились – они уже несколько дней здесь торчат и шансов никаких. 

Вид до омерзения трезвых «новичков» их напрягал и, для разрядки обстановки, они начали наперебой рассказывать какие крутые перевалы они прошли в своих 4-ах и 5-ах. Наше индифферентное молчание вызвало недоумение, и возник интерес: какой маршрут-то мы сделали. Дальше была немая сцена как в «Ревизоре». Следом со всех сторон потянулись их коллеги с шашлыками и арбузами. Пришлось сходить в камеру хранения и достать свой НЗ с небольшой 8-ми литровой фляжкой этанола. Праздник живота начался!!!

Жизнь налаживалась. Уже и не очень-то хотелось в Москву, а девушки вокруг стали вдруг все такие красивые. Но жаркое азиатское солнце быстро сморило разгулявшуюся компанию, и только его закат принёс некоторое облегчение. Одинокие фигуры начали пробуждаться и опять группироваться вокруг чего-то интересного. Потом они растворялись в сумерках и вновь появлялись, но может быть уже не те, а другие. Броуновское движение шло полным ходом. 

Евгений Кузьмин: «Приехали в Душанбе. Авиабилетов не было, и не предвиделось, поэтому торопиться было некуда, все были совершенно свободны до пятницы. Поселились в скверике у аэропорта, накупили еды и алкоголя и начали употреблять их. Праздник иногда прерывался ленивыми походами в авиакассу. Мы смотрели на толпу у окошечка и торопились назад в скверик. Так прошло несколько дней. 
В один из таких выходов я случайно взял билет и улетел в Москву. Уезжать от друзей и накрытого дастархана в скверике было досадно. Места в самолете у меня не было, и я сидел на рюкзаке в тамбуре у входа. Зато едой меня в полете накормили справно. Бесконтрольный прием пищи вовнутрь не замедлил проявиться на другом конце кишечника, и приезд домой был омрачен временным воздержанием от еды. 
Через несколько дней, слегка уняв мой перманентный понос, отправились, наконец, с любимой в свадебное путешествие на байдарке. Так я сходил на Коммунизм. Год тогда выдался тяжелый».

На третий день стало твориться что-то необъяснимое: начали исчезать люди! При очередной пропаже я осторожно шепнул на ухо соседу: «Слушай, а где Боря? Ведь только что двое Сориных напротив меня сидело!». Ответ ошарашил: 
- Он улетел 
- А второй? 
- Вообще-то он был здесь один 
- Ну надо же, а Жени? 
- Тоже 
- Что тоже: он был один или они оба улетели? 
- Он был один, а улетело оба 
- Это как? 
- А на каждый рейс дают на подсадку по паре билетов. 

На работе меня уже давно ждали. Пришлось раствориться в темноте, с трудом собрать какие-то вещи и уползти на подсадку.

Эпилог.

Окончание фильма про нашу экологически «чистую» группу доснимали на берегу залива Москвы реки в Покровско-Глебовском парке в начале 89-го. Самая главная сцена, которую не удалось снять на ребре Коммунизма – это сборка и розжиг печки Виктора Николаева. Снимал опять Валентин Божуков. Пока Витя всё это демонстрировал и комментировал, двое наших усердно изображали вьюгу за палаткой. Фильм был успешно закончен и показан в Клубе путешественников Юрием Сенкевичем. Может быть, и сейчас та кинолента ещё пылится на полках архива. Потом я сделал доклад в Географическом обществе об этом маршруте, но на этом дело и закончилось – отчёта о нём так и не появилось. Так что считайте этот материал эксклюзивным.

P.S. Ещё раз просмотрев фотографии этого поста, я вдруг понял, что весь тот поход для меня был одним большим перекуром между моим днём рождения и отлётом из Душанбе.