.

Оглавление

Назад

 .

19. Слепой поход

На вершине Кызылсель (6525)

Позади тысяча километров тряски по пыльным дорогам Центральной Азии, таможенные терминалы, изысканные ужины в китайских ресторанах, переживания, что всё может сорваться по независящим от нас причинам. Из веточек сухого кустарника мы жжем последний костёр. Китайский гид покинул нас. Теперь мы предоставлены только сами себе. Утром мы уйдём в наш удивительный “слепой поход”. Все перевалы будут пройдены чисто по карте без описаний и фотографий. Мы заберёмся в страну, которую посетили считанные экспедиции, пройдём ледники, где ещё не ступала нога человека, и сходу, без разведки и фотографий совершим первый траверс огромной горы Кызылсель (6525). Нас ждут мрачные, заросшие мхом и ежевикой каньоны, леденящие душу ледовые разломы, архары и киики, заросли барбариса и облепихи, тревожные ночёвки на высоте под 7000 м. Костёр догорает. На юго-западе догорает закат, и величавая Музтагата (7546) становится сначала лиловой, а затем тёмно-серой.

Погода нас не баловала. Уже на второй день похода пошёл моросящий дождь. Мы шли по плоской долине Караджилги. Высота 4500, однако, вся пойма в густой траве. Слева в распадке белела пастушья палатка. На привале к нам подошли три пастуха. Это были подростки 14-16 лет. Возможно, взрослым не подобает пасти на такой высоте? Мы поговорили с ними (для этого у нас имелся русско-киргизский словарь), распрощались и поднялись к подножию морен. Последняя трава росла на высоте Ушбы - 4700.

Ночью я начал задыхаться. Вскочил, расстегнул молнию у входа в палатку. Облегчения не последовало. Тент над входом, как и вся палатка, оказался заваленным толстым слоем снега. Не сразу удалось пробиться к свежему воздуху. Утром обнаружили полуметровый слой пушистого снега. Бедные овцы. Все пастбища были в глубоком снегу, лишь самые отвесные скалы чернели кое-где под низкими облаками.

Мы вышли поздно, в половину одиннадцатого, когда очистилось от тумана начало пути. На леднике часто меняли ведущего. Как только слева или справа из тумана появлялись очертания скал, бросали рюкзаки, вытаскивали карту, спешили сориентироваться. Это была уже “супернавигация” - мы шли к неизвестному перевалу не только без описаний и фотографий, но, даже не имея возможности увидеть его седловину! И всё же перевал был пройден. Когда мы поравнялись с его склоном, ветер разогнал облака. Спустив пару “досок” справа от своего пути, мы взгромоздились на его седловину, сложили тур, оставили записку. Теперь это место будет называться перевалом Карадаван (5290,2А).

Хребет Каракорум на Китайском Памире

После крутых верёвок и продолжительного спуска по подвижной осыпи надо расслабиться и прийти в себя. Было поздно, но мы всё же встали на обед. Только на закате солнца мы устремились вниз по бесконечным моренным грядам к далёким зелёным площадкам. Скорость бега по курумнику у всех различна, а ждать друзей на финише лень. Поэтому мы сильно растянулись. Когда под ногами стало темно, я благоразумно спустился в карман морены к ручью. То справа, то слева мимо меня проплывали очертания огромных валунов. Впереди, мерцал отражённый в лужах лунный свет, под ногами хрустели корочки льда. Было одиноко, однако совсем не страшно. Удивительная уверенность ощущалась на протяжении всего этого похода. Когда по всем признакам, я должен был поравняться с зелёными площадками, я начал кричать. Ответили фонариком. Через четверть часа мы все собрались у горящих примусов.

Когда мы спустились с перевала 70-летия МАИ (5160, 2Б), который ведёт из южной долины в “кратер” Музтагаты, то снова пошёл снег. Мы пришли в этот “кратер”, чтобы посмотреть на отвесные двухкилометровые скальные стены пика Коскулак (7028). Посмотреть не удалось, чёрные скалы устремлялись вверх, чтобы раствориться в грязных облаках. Идти “в слепую” следующий перевал “тройку А” - это было уже слишком! Нас напрягали два момента. Во-первых, в тумане трудно попасть в створ ведущего к перевалу ледника. А, во-вторых, мы опасались спуска по свежевыпавшему снегу на протяжённом 45 или 50-градусном склоне.

В конце концов, мы решили, что непогода не помешает нам обойти перевал по леднику Коксель. В кармане его левой морены мы повстречали множество звериных следов. В этом неосвоенном киргизами уголке китайского Памира по представлению “местных” собрались все самые диковинные звери. И если бы пастухи поняли, что мы их спрашиваем о снежном человеке, то не сомневаюсь, они указали бы в качестве места его обитания всё тот же ледник Коксель. Многочисленные козьи следы чередовались с крупными следами архаров, однажды повстречали следы барса, вот только обещанных медвежьих найти не удалось. К вечеру мы спустились к зарослям карликовой акации и встали на ночлег. Высота 3950.

Красные девицы

Погода установилась только на подходе к перевалу Южный Чат (4920,1Б). Он не отмечен на карте, однако, известен киргизам, вот только названия его из них вытянуть не удалось. За перевалом простирается “Восточная Кашгария” – закрытая и неизведанная горная страна. Со времён Элиаса (1885), Богдановича (1889) и Янгхасбэнда с Маккартни (1890), переваливших через простой караванный перевал Караташдаван, только шотландцы под руководством Мак-Грегора (1988) и американский путешественник одиночка Дэн Во (1996) посетили этот район. Стоя на перевалах, им любовались участники экспедиций Белецкого (1956) и Бонингтона (1980 и 1981). Они не решились войти в сложные ледопады, чтобы спуститься к основанию южной стены Большого Конгура (7719). Мы были первой экспедицией, способной преодолевать большие расстояния и сколь угодно сложные ледопады.

Большой Конгур открылся нам сразу с перевала Южный Чат. Мы чуть не лопнули от сознания того, что видим эту вершину глазами первых представителей западной цивилизации. Но даже и без этого, было на что посмотреть. Огромная, вознёсшаяся над мешаниной острых “пятитысячников”, вершина закрывала, казалось, полнеба. Она была очень массивной, этакий утюг, с множеством рёбер и закованных в ледники граней. Наши рюкзаки упали. Всеобщее молчание нарушили затворы фотоаппаратов. Мы знали, что скоро подойдём к ней вплотную, а сейчас пора вниз.

На летовке Чат нас обступили дети и красные девицы. Красные – это буквально: все девушки здесь носят исключительно красные платья. Завидев нас, они бросились в юрты и вышли из них с серёжками и массивными золотыми браслетами. Вот развлекуха для местных! Мы не сомневались, что иностранцев молодёжь видит в первый раз. Старики нас аккуратно спросили, а не из Пакистана ли мы? Вечером в долине Тересазсу к нам подошла делегация во главе с “участковым” и проверила все документы, начиная с виз и кончая разрешением на трекинг. Особенно тщательно они подошли к персоне Антона Чхетиани.

Идеолог китайского направления в горном туризме Антон Чхетиани с ошскими друзьями

Весть о болтающихся по горам русских разнеслась с лошадиной скоростью по всему бассейну Хантерексу. Когда мы поравнялись с кишлаком на противоположном берегу Чимгена и встали на обед, то заметили, как местные вместе с жёнами и детьми организовались в конный отряд и выехали вниз по долине. Наверное, в “участке” им объяснили, что беспокоиться нечего, и они группами по 2-3 человека вернулись домой. Через два часа нас догнала всадница. Она предварительно остановилась, поправила шапку и только потом поравнялась с нами. Она была одета в зеленое полупальто, на ногах были сапоги, на голове папаха, из-под которой торчали множество кос с монистами. По всему было видно, что эта женщина – Председатель! Она проследовала рядом, немного пообщалась, затем ударила лошадь камчой и быстро скрылась за поворотом тропы. Когда мы догадались, наконец, закрыть свои рты и вытащить фотоаппараты, то было уже поздно.

Вечером мы спрятались от возможных гостей в зарослях облепихи. Накрапывал дождь. Поход подходил к кульминации. Впереди чудовищно высокий хребет, значительно превышающий по высоте 6000м. Что ожидает нас через два или три дня? Говорили мало, Борис, как медведь, забился в кусты облепихи и выбрался из-под них лишь через час с полной бутылкой ягод.

В каждом хорошем походе есть изюминки – это такие локальные препятствия, о которых приятно вспомнить в компании: “Ух, мы тогда запендюрили!” В нашем китайском походе главной изюминкой был, безусловно, траверс пика Кызылсель (6525). Посмотрит фотографии траверса какой-нибудь рвущийся к сложностям молодой руководитель и скажет – “А что тут такого? Не очень то вы себя утруждали техникой”. Какой техникой, спрашивается, верёвочной, что ли, или техникой ледолазания? Веревки вешать дело не хитрое, да и техника бывает разной, есть, например, техника продолжительного выживания на высоте 7000 м., и это тоже может быть исполнено виртуозно. А что касается верёвок, то кинули мы в 1998 г. при подъёме на перевал Фронтовиков двадцать три “пятидесятки”. Причём первые 750 метров необходимо было пройти за один день - никаких разломов для установки лагеря на ледовой стене не было. Тем не менее, любой из участников наших походов скажет, что траверс Кызылселя очевидно сложнее со своими несчастными одиннадцатью верёвками. А радиалка без кислорода на Эверест с Северного Седла проходится вообще без верёвок, а сложнее она траверса Кызылселя уж не знаю во сколько раз.

Кызылсель (6525) с востока

Но самое “изюмистое” в траверсе Кызылселя это то, что он был спланирован “в слепую” без описаний и фотографий, причём подъём на вершину осуществлялся с её восточной стороны, с ледника, на котором никогда не ступала нога человека. Кто ещё может похвастаться, что обещал друзьям сходу без разведки через новую гору перелезть высотою с пик Энгельса, а затем подошёл к ней и действительно перелез? Ведь, мы в какие игры играем – в преферанс, конечно. Заказал девять взяток – возьми. Спланировал и заявил маршрут – пройди. Заказали мы траверс Кызылселя в тёмную как туристскую “тройку-Б” и попали в десяточку! Это всё равно, что мизер девятериком перебить, не посмотрев в свои карты. Конечно, же, я утрирую, и уверенность относительно Кызылселя у нас была достаточная, и запас прочности был у нас на 3Б*. Тем не менее, не “сочи” всё это, а “классика”. Другая система, другие подходы, особая техника.

Начало траверса предваряли подходы по ледопаду ледника Южный Чимген. Вот страху то натерпелись! Давно я не ходил таких ледопадов, зарёкся после Адишского на Кавказе. Крутой лёд, многочисленные отвесные короткие стенки, это всё ерунда. Самое неприятное это “котлы” - широкие разломы, заваленные ледовыми обломками. В них всё неустойчиво, и справа и слева зияют глубокие дыры. Со стен нависают готовые обвалиться ледовые глыбы. Идти было настолько сложно, что на отдельных 20-метровых участках ведущий застревал на полчаса. Один наш участник в Адишском ледопаде сумел-таки провалиться в неглубокую дырку. Метровый блок рядом с нею стал медленно заваливаться ему на голову. Лишь благодаря Мише Гущину, который, буквально, бросился на глыбу, она чуточку ушла в сторону и упала рядом, повредив пострадавшему только кошку. Этот образ ледовой крышки от гроба постоянно преследовал меня, пока мы шли по котлам Южного Чимгена. По дну четвёртого котла мы устремились к левому борту ледника. Впереди над поясом скал поднимались осыпные склоны. Но путь к ним преграждал рандклюфт, по которому периодически летели камни и ледовые обломки. В этом месте пришлось поспешить. Весь день мы провели в ледопаде и только к восьми вечера почувствовали себя в безопасности. Кстати о технике. Чем меньше перил группа использует в таких ледопадах, тем техничнее она их проходит. Там нечего делать с долгой страховкой, ведь счёт идёт на часы пребывания в опасной среде.

На траверс Кызылселя ушло четыре дня. День первый – выход на гребень. Стандартная ледово-снежная стена со средней крутизной 45, а в верхней части до 55 градусов. Снизу ледопад, а с верху 2-х метровый карниз. Общий перепад с 4815 до 5470 м. Вот тут то и пошли в ход пресловутые верёвки. Вечером, когда мы были уже в верхней части стены, нас потрепало метелью. Кое-кто конкретно замерз. Во второй день тропили по гребню, пока не испортилась погода. Ночевали на высоте 5870. На третий день тропили снежные поля предвершинного склона. День выдался ясным, видимость потрясающая. Особенно притягательными для глаз были остроконечные пики Агалистана. Вдали виднелись вершины Тибета и Каракорума, над седловиной Кашгарского хребта торчала Музтагата, однако всё это великолепие затмевалось мощной южной стеной Большого Конгура.

На пути к вершине. Уже 6000

Снег был глубок, идти было трудно. Ведущий выдерживал не более тридцати шагов. Лишь после обеда стали попадаться отдельные участки льда. На северном гребне дул сильный юго-западный ветер. За час по пологому и широкому гребню мы поднялись на вершину Кызылселя. Свершилось второе восхождение на этот пик! Чуть приспустившись на запад, мы заночевали в защищённой от ветра мульде. Высота 6490.

В четвёртый день мы до обеда сбросили около 2-х километров сначала по западному гребню, а затем по его южному склону. К вечеру мы вывалились в долину озера Каракёль. Это воистину удивительное место. Долина простирается от Сарыкольского хребта на границе с Таджикистаном на западе до подножия Конгура и Музтагаты на востоке. Высота её дна 3500. Осадков здесь выпадает мало. Равнина, в основном, покрыта или низкой травой или колючками или вообще камнями. Примыкающие к Кашгарскому хребту края долины плавно поднимаются чукурами до высоты 4600. Здесь сразу без предгорий взмывают закованные льдом склоны семикилометровых вершин. Около ледников встречаются луга с сочной травой, а на моренах много бирюзовых озёр. Над просторной и плоской долиной часто разгоняется ветер, который свирепствует над склонами неприкрытых предгорьями крупнейших вершин. Ледники спускаются здесь до высоты 4400, а фирновая граница пролегает на высоте 5200. Некоторые ледники имеют вид “стационарно подвинутых”: заметных подвижек не происходит, но, тем не менее, они рассыпаются на блоки в своих пологих лапаобразных языках. Место это “людное”, здесь побывали десятки экспедиций, но, несмотря на это, некоторые из обрамляющих долину “семитысячников” стоят не покорёнными. На одну из таких вершин мы и продолжили путь.

Вершина Яманджар (7229) находится между пиком Конгуртюбе (7595) и седлом Конгур (6750), с которого в 1981 г. команда Бонингтона начала победоносный траверс на восток до вершины Большого Конгура. На запад с седла Конгур никто не ходил.

Длительная осада вершин противоречит “менталитету” горных туристов. Нам требуется быстрая смена ландшафтов, иначе скучно. Поэтому все восхождения в своих походах мы совершаем в альпийском стиле. Нам близок пример величайшего “горного туриста” Р.Месснера, который гулял со своею подругой по Тибету два месяца, поднимался на шеститысячные перевалы, и только потом, когда почувствовал себя готовым для подвига, сконцентрировался и взошёл на высочайшую вершину мира за три дня. Кстати, Месснер мечтал пересечь Тибет, когда он освободится от обязанности восходить на “восьмитысячники”. Мечтаем пересечь Тибет и мы, и это непременно состоится в следующем году.

Правая вершина - Кызылсель (6525). Вид с юго-запада

Для восхождения на Яманджар у нас имелось три дня. Утром мы вышли из лагеря 5435 на одноимённом леднике и взгромоздились на южное ребро пика 6982 к началу стандартного пути на седло Конгур. На некрутом ребре крепкий наст. К концу второго часа пути наст начал проваливаться и чем выше, тем глубже. А следующие три часа мы провели в утомительной тропёжке. Обессиленные, мы остановились в мульде – в засыпанной снегом большой трещине на склоне горы. В этот день мы поднялись до 6240.

На следующий день по полке начали траверс к седлу Конгур. К обеду полка закончилась, путь преграждал неприятный ледопад. И как назло нас тут же окутал туман. Пока готовили пищу, Илья и Пётр ушли на разведку спускающегося к полке склона. На фоне тёмного неба в разрывах тумана мы видели высоко над склоном как будто гребень ребра. “Наверное, это не гребень, а край параллельной полки”, - решили мы, “возможно, она поможет обойти ледопад”. В тумане мы даже не разобрали, какой крутой и высокий склон нам пришлось преодолеть (50-60 град., при этом снег, бывает же такое!). Никакой верхней полки не было, там просто начинались снежные поля. В разрывах тумана мы увидели справа седло Конгур, а впереди ледовый разлом – отличное место для лагеря. Высота 6750.

Ясное утро и сильный ветер. Поднявшись на водораздел Кашгарского хребта, мы повернули на запад к пику 6982. Короткий ледосброс у самой вершины обошли по северному склону. Немного лазания по крутому льду и мы на плоской вершине. Пусть это будет пиком 70-летия МАИ! Отсюда на запад уходит гребень к вершине Яманджар. При спуске с пика 6982 мы сбросили около 50 метров. Гребень Яманджара широкий, с карнизами на север, поэтому мы шли его по его южному краю. Мест для ночёвки предостаточно. В лицо с юго-запада дул сильный одуряющий ветер. Только к полудню мы поднялись на восточную вершину Яманджара (7100) в центре широкого массива. До главной (западной) вершины нам оставалось набрать около ста метров. Однако ветер усилился, видимость исчезла совсем, сквозь клочья мчащихся облаков в последний раз открылась скальная башня Большого Конгура.

Мы допустили ошибку. Наши палатки остались на склоне, в тумане их не найти. Этим ясным утром мы совсем забыли о переменчивости погоды в Кашгарских горах и не отметили поворот на гребне хотя бы лыжной палкой. Теперь нам страшно: ветер мгновенно заметает следы, найдем ли мы в тумане наш лагерь?

Вид на Конгур с гребня Яманджара

Обидно, но надо поворачивать назад. На гребне Яманджара следы еще кое-где сохранились, и мы, несмотря на плотный туман, легко дошли до пика 70-летия МАИ. Ниже - хуже. Следов нет, и пришлось напрягаться, чтобы отыскать хоть какие-нибудь косвенные признаки нашего пребывания. Иногда мы вставали и подолгу всматривались в белую мглу, в надежде, что откроется или скала или знакомый участок ледопада. Однажды мы ждали разрыва в облаках четверть часа.

В лагере было тихо. Видимости нет. На обеде решили, что ночевать лучше в нижнем разломе. Под вечер начали спуск. Погода улучшалась, и мы быстро оказались ниже облаков. Несколько трещин на склоне за сутки открылись, и мы только удивлялись, как нас держали давеча все эти снежные мосты! Над полкой с изумлением обнаружили 200-метровый 50-градусный снежный склон с цепочкой наших следов. Даже по хорошим следам идти было страшно. Спустились по перилам, последний – аккуратно след в след, в три такта и с нижней страховкой. Финальный участок оказался откровенно 60-градусным!

Дальнейший путь к лагерю 6240 прошли без приключений. На следующее утро мы быстро “скатились” на ледник Яманджар и поспешили в долину озера Каракёль. Времени оставалось совсем мало. Нас ждал прощальный ужин в китайском ресторане в Кашгаре и русский водитель под аркой на границе СНГ.

07.11.2000

20. Просто образованные люди

Золотой Конгур (7719), юго-восточная сторона

Весною я познакомился с одной девушкой. Точнее, я с ней был и раньше знаком, но только в апреле нам удалось поговорить “по душам” и чуточку узнать друг друга. Это очень умненькая девушка. Она начинающая журналистка и уже успела организовать студенческую газету. Свою игру в борьбе за существование она ведет очень цепко, несмотря на то, что уже успела устать в этой борьбе. Неожиданно она начала петь дифирамбы моим писательским способностям, расхваливая моё эссе “Почему мы уходим в горы”. Мне оно и самому нравится, однако я отчётливо понимаю, что такое достижение имеет значение лишь на провинциальном уровне. Мне не хотелось её разочаровывать, и всё же из скромности я рассказал ей о моей старинной теории “просто образованного человека”.

Согласно этой теории любой нормальный человек, если он очень постарается, может один или два раза в жизни сочинить короткое музыкальное произведение такое же гениальное как у Моцарта или сочинить стихотворение такое же гениальное, как у Лермонтова или Блока. Но только один или два раза в жизни. Для этого достаточно быть просто образованным человеком. Главное, чем гений отличается от нас, простых смертных, состоит в том, что для него производство гениальных творений является неотъемлемой жизненной функцией (как пописать и покакать), поэтому он не может не сочинять постоянно, зарабатывая себе этим на жизнь.

Есть и у меня стихотворение, которое мне не стыдно рассказать в любой даже очень искушенной компании. Оно было написано мною очень давно после прочтения романа Альфреда Бестера “Человек без лица”. 

 .

ШОРШОН

Чёрный,

шуршащий,

кропотливо копошащийся

Всюду летал,

вихрем взмывал,

пепел сметал…

А зовут его – Шоршон.

Эй, почём багряный?

Ах, я это зря…

Сначала треск, затем звон,

И, наконец, писк, переходящий в визг…

И не было лика в космическом крике!

И свет ослепительно синий сменился…

багряным!

И звезды осыпались мелочью с неба,

И небо стало

Чёрною

Ямой!

.

И я пустотой захлебнулся,

И в корчах кольцом свернулся.

Ох, нету мочи

Во мраке ночи,

Пусто…

 .

И только шуршание Шоршона,

Торопливо раскланивающегося и улетающего далеко–далеко…

Но вот и оно прошло…

.

Заслуженный артист России, пианист Сергей Мусаелян заходит в ТК МАИ поиграть в теннис

Надо сказать, что образованных людей вокруг меня было много. Время было такое. Искали мы свободу в своём творчестве. И фундамент у нас общий был – лепили нас умненьких мальчиков наши матери, вкладывая в нас всё самое лучшее, что они могли дать в послевоенные 50-е годы. Саша Седов – замечательный поэт, интеллектуал, профессиональный генетик (выпускник биофака МГУ), Игорь Белавин – поэт и специалист по компьютерам (выпускник МАИ), Сергей Мусаелян – музыкант, интеллектуал и поэт, художник и страстный шахматист (выпускник консерватории). Кстати, очень крутой пианист, возможно, сейчас лучший в России. Играли в футбол, пили водку, собирались на кухнях. Приходили к нам и другие образованные люди. Поэт из Тувы Салчак метался босиком по нашей кухне и декламировал безумные стихи. Мы его еле отговорили среди ночи бежать на Красную площадь устраивать демонстрацию. Рисующийся и знающий себе цену Юра Лорес (наверное, не сообразил, что попал в компанию образованных людей), пел нам свои чудесные песни. Кстати, лучшего барда я никогда не слышал. Кто-то уехал, кое-кто умер, а кто-то замкнулся в своём одиночестве. Время теперь такое.

.

.

В наше время, в нашем месте, сэр,

Лучшие из лучших наших книг

Не достигнут переплётных сфер.

Впрочем, мы обходимся без них.

.

Голодранцы вашим не чета,

Лучшие из лучших, наших, мэм.

Жаль, что оболочка их проста,

Жаль, вы не прочтёте их поэм…

.

Это про нас Саша Седов тогда написал. А вот про “них” он написал так:

.

“Обрасти машиной – скорлупой?

Дачу свить – дубовое гнездо?

И забором оградив покой,

Самочку добыть и ждать плодов?”

 .

Кстати, знаете как по-киргизски дятел? – Донкулдак!

Поэт, доктор биологических наук Александр Седов

Прости меня Саша, если я где-то ошибся. Это всё по памяти. У меня не сохранилось ни одной твоей кассеты, ни одной записанной строчки. Ну а теперь о самом умном, а быть может, заумном, что мне удалось сотворить в жизни. Напрягитесь, это выдержать очень трудно. Я доказал теорему о существовании минимального по включению множества в любом классе ограниченных замкнутых выпуклых подмножеств пространства интегрируемых функций, опорные функционалы которых совпадают на конусе неотрицательных почти всюду ограниченных по модулю функций.

Жуть какая! Вы не поверите, но на нашей планете существует горстка людей, которые всё это не только понимают, но и страстно любят. Это математики–теоретики, поэты, ценители утончённой и практически никому не понятной красоты. Я сам таким был и в существование минимального множества верил десять лет. Я периодически ввязывался в решение этой проблемы и всякий раз отступал, так и не продвинувшись ни на йоту. Однажды поздней осенью мы гуляли с сыном по парку, потом вдоль канала прошли в Щукино. Было ветрено и темно. Мы шли при свете тусклых фонарей мимо каких-то сараев или гаражей, и Сашка постоянно спрашивал меня о чем-то, и я отвечал и отвечал, но только в голове у меня громоздились чудовищные образы конических фигур в таинственном пространстве, сопряженном к эль-бесконечности. В тот вечер я был счастлив - мне удалось получить технический результат, который оказался ключиком к решению всей проблемы. Решение оценили и опубликовали в престижном международном журнале. Рецензент назвал результат нетривиальным и трудным. Это высшая похвала в той среде. Многих ли я согрел своим решением? Ответ очевиден – почти никого. Наверное, только маму, папу и моего Учителя – Владимира Левина.

Эдельвейсы

Самое красивое и выдающееся, что мне удалось сделать в жизни - это сотворить “Памирский марафон”. Эфемерна его красота. Теорему прочтут и поймут, музыку сыграют по нотам, картину будут смотреть до тех пор, пока не дай бог, не обольёт её какой-нибудь подонок серною кислотою. А что же останется от похода? Нитка маршрута в летописи горного туризма? Отчёт с фотографиями? Всё это нисколько не приближает к пониманию того, каким образом проводить такие походы. Потому что технология достижения рекорда в этой области включает огромную работу ума и духа. Построение маршрута я не случайно сравниваю с композицией музыкального произведения. Пианисты говорят, что Шопена играть приятнее, чем Чайковского. Шопена легче играть и легче проявить свою виртуозность именно благодаря пианистичности его произведений, иначе говоря, неотделимости способов извлечения звука от физиологических особенностей человеческой руки. Мало того, чтобы музыка была красивой, её ещё надо и написать удобно. Не следует ли из этого, что удобно написанный маршрут легче пройти до конца, даже если он неизмеримо сложнее? Не следует ли из этого, что, эмоционально переживая маршрут, как симфонию, путешественник получает новый источник силы?

Вот почему в отчёты о сильных походах я теперь включаю главы с описанием моих страхов и переживаний, и постоянно намекаю на эстетический подход к спортивному туризму. Всё это гораздо полезнее списка аптечки и специального снаряжения.

23.10.2000

P.S. При оформлении этого издания, я залез в Google, набрал Александр Седов, и нашёл не только стихи, но и фотку. Значит существует и живёт Саша Седов и, по всей видимости, в Москве. Слава Интернету! Пойду-ка его e-mail поищу…

.

Оглавление

Назад

 . 

 Экстремальный портал VVV.RU