МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ НА ТРОИХ. НА КОЛЬСКОМ

Никита Степанов 05.02.2017

.

В начале 1979 года жизнь моего приятеля Лёхи-Завхоза ознаменовалась двумя несчастьями: он закончил МАИ, хотя мог бы ещё учиться и учиться, регулярно уходя в академические отпуска, и женился. Второе событие он решил отметить свадебным путешествием по Кольскому полуострову в компании с нами: Сэром Графом и автором этих строк, проведя там свой медовый месяц и мальчишник. Выбор района путешествия нас порадовал, а для мальчишника огорчил, из-за принципиального отсутствия там главного атрибута этого праздника - девчонок.

В отместку за мальчишник, и, в качестве подарка к предстоящей женитьбе, мы ему передали бразды правления - выбрали Бугром. Опрометчивость своего поступка мы вскоре поняли, когда этот гибрид Завхоз-Бугор начал руководить.

Первой вехой стала оригинальная раскладка. Её основная идея - идём по Джек-Лондоновски, как настоящие золотоискатели. Берём пару килограмм сахара, 5 банок бобов, пачку чая, чёрные сухари и кусок бекона (по-русски он тогда ласково назывался грудинкой). Остальное добудем по дороге. Глядя в голубые и наивные глаза Завхоза, я недоумевал: что же он добудет, если в это время там даже волки зубы на полку кладут? Или он имел ввиду "большую" дорогу и это уже не золотоискательство, а разбой и статья 146 пункт А, от шестерика до пятнашки. Я всячески сопротивлялся такой раскладке, но Завхоз был непреклонен.

Дело в том, что до отъезда, катаясь на горных лыжах в Подмосковье, после неудачного прыжка с трамплинчика, я размазал себя по склону и стал счастливым обладателем четырёх губ и шатающихся передних зубов. Мой, до боли родной, травмпункт, отослал меня в Склифосовского. Старичок, встретивший меня в кабинете, радостно сообщил, что обезболивающие и растворимые нитки кончились, а при упоминании о спирте, выпучил на меня глаза, как будто даже его и не нюхал. Ухмыльнулся: "Шить буду вживую - вытерпишь?" А что делать? Не пойдёшь же в таком виде на работу. В результате мои губы украсились аккуратными бантиками из шпагата, с зубами дело обстояло хуже. Наверное, я представлял собой печальное зрелище, потому что все-таки удалось надавить Завхозу на жалость и выцыганить для личных нужд целый каравай чёрного хлеба, потому что грызть сухари было особо нечем.

Для уменьшения веса в снаряжении он был также по спартански лаконичен. Выбор пал на польскую перкалевую однослойную палатку без тента, которая уже несколько лет гнила у меня на балконе, и состёгнутый на троих синтепоновый спальник, в котором мы даже фотоплёнку боялись перезаряжать. На чём он только не сэкономил, так это на количестве этанола. Его у нас было.

Перед самым отправлением в соседнее купе влезли туристки. Целых шесть штук! Неужто мальчишник состоится? Сэр Граф, большой дамский обожатель, сразу принял охотничью стойку. После проверки билетов он облизнулся, распахнул свою чарующую улыбку, и пошёл знакомиться. Пару минут спустя, взмах его руки пригласил нас к столу.

Выяснилось, что только Бугриха имеет какой-то лыжный опыт, и они хотят пройти в обход Хибин до Умбозера и через Юкспорлак свалить в Кировск. Мы стали отговаривать, предвидя их утомительную тропёжку. Разговор явно не клеился, и Граф предложил его подогреть тем, чего у нас с собой было предостаточно. Спутницы отказывались, прикидываясь непьющими, тем более эту гадость. Тогда он намекнул, что девушки, идущие в Заполярье, в принципе не могут не уметь, не пить спирт. Вначале понравился каламбур, потом и эта гадость. Атмосфера сразу потеплела.

В разгорячённой обстановке дружбы и взаимосимпатии прозвучало предложение присоединиться к нам и обещание всех радостей Рая, в том числе перевалов Юмьекор, Ферсмана и Восточный Петрелиус. Девчонки-новички загорелись, а Бугриха покрутила пальцем у виска. Уходя спать, мы на всякий случай забыли недопитую фляжку у них на столе.

Наступившее утро для них было тяжёлым. Пришлось снимать у них абстинентный синдром тем, что у нас было. Весь день прошёл в уговорах. Аргументы было веские: круче нас только Юго-Западная стена Коммунизма, и у нас есть верёвка. К вечеру сломали и Бугриху. Договорились, что они пройдут Юмьекор и на второй день, до 12 часов, подойдут под Ферсмана, а там мы их встретим и перетащим через него.

.На фото слева направо: Сэр Граф, афтор и Завхоз-Бугор. На заднем плане "снятые" в поезде девчонки.

Нефелиновые Пески встретили нас морозцем. Возник вопрос куда идти. Бугор достал карту, глянул в неё, потом на компас, потом опять в карту, и многозначительно изрёк, ткнув большим пальцем за спину: "Туда". Мы с уважением закивали головами - соображает, однако! Попросили показать наш первый перевал Юмьекор. Он повернулся на 180 градусов, и сделал широкий жест рукой, в середине которого угадывался разлом в хребте. Так я впервые увидел эту сексуальную щель, в которую нам троим предстояло влезть с рюкзаками, да ещё на лыжах.

.

Недолгое прощание, пожелания "до завтрашней встречи", и мы упилили вверх. Погода портилась. Быстренько перемахнув через Юм, поднялись под Ферсмана и встали на границе леса. Медовый месяц начался.

Всю ночь выла пурга, и это при температуре за -20 С. Как это вместе уживается на Кольском, до сих пор не понимаю. Граф как всегда спал голый во вкладыше с края, Завхоз с другого, а меня в пуховке трясло посередине. Утром дежуривший Сэр, сказал, что на улице жопа, и про костёр можно забыть. Вскипятил чай на примусе, вскрыл банку бобов, позавтракали. За час до назначенной стрелки он вылез наружу отряхивать палатку, которую нёс. Первыми же ударами лыжной палки он разделал её, как бог черепаху. Остатками теперь можно было протирать мебель, мыть полы, но только не спать в ней. Перспектива ночёвки под открытым небом меня огорчала сильнее, чем сбор рюкзака на ветру.

Упаковались, сели на рюкзаки и с трудом закурили, поглядывая на часы. Когда пробил полдень, поняли что ожидание напрасно, и были правы. Позже выяснилось, что девчонки не решились в такую погоду идти под Ферсмана и выбрали обходной путь. Молодец Бугриха - спасла нас от обязательств. Какими же умными бывают женщины!

Поднялись до скал. Первый пояс обошли по фирновому кулуару, а перед вторым я задал вопрос – куда идти. Бугор резонно заметил: «Ты вчера перевал видел? Ну, и иди прямо на него». Как самого мелкого и шустрого, меня послали вешать верёвку. На всякий случай, чтобы, наверное, не сбежал, один конец привязали ко мне, а за другой ухватились сами. Поскольку было ни зги не видно, я полез "в лоб" по скалам, но обледеневшие и заснеженные зацепы вынудили снять рукавицы. Только спустя годы я узнал, что можно было сделать их обход траверсом по полке направо и вверх по фирновому склону, не лапая скалы своими грязными руками.

Уже на перевале, под аккомпанемент истошных криков: "Крепи верёвку! Замерзаем!", я исполнял танец трипперного зайчика, засунув отмороженные руки глубоко в штаны, к самым тёплым местам мужского тела, чтобы, не дай бог, из них ничего не вылупилось. Пальцы постепенно отходили, и вместо ответа, я лишь тихонько поскуливал, мучаясь вопросом: почему всё хорошее кончается быстро, а плохое длится и длится? Несправедливость какая-то вселенская!

Спуск не оставил в моей памяти особых впечатлений, кроме фанатичного желания добраться до леса, сделать лежбище из лапника и построить шалаш. Уже в темноте мы наткнулись на чьё-то полузанесённое стойбище. На ёлке висели сухари в капроновых чулках, крупы в мешочках и всякая прочая снедь. Видно оставили только сегодня, и зверьё ещё не успело пошуровать. Прав был Завхоз – добыча сама попадалась по дороге. Погревшись у костра, отряхнули лапник от снега и улеглись на него под открытым небом. Глубокий сон свалил нас мгновенно, и падавшие на наши лица снежинки, даже не таяли.

Следующим утром мы полезли на Восточный Петрелиус. По мере набора высоты склон становился всё круче и круче. Пришла пора снимать лыжи. Но меня эта идея была не по нутру. Я продолжал упорно карабкаться на кантах в лоб. Все увещевания мужиков, серпантинящих рядом на рантах ботинок, пропускал мимо ушей. Меня распирала гордость даже от названия своих креплений - «Кандахары». Что-то скандинавское проблёскивало! Зато лыжи "Карпаты" 63 года рождения, с пластиковой скользячкой, были полный отстой. Это было, своего рода, наказание: чтобы не они на мне, а я на них.
Уговоры не подействовали. С упорством пьяного носорога, продолжал идти к цели. Но на перелазе через карниз их всё-таки пришлось снять.

К вечеру скатились на базу геологов (кажется Куэльпор она называется), где нас радушно угощали компотом и тем, что у них с собой было. В качестве алаверды, пришлось вбросить нашу шайбу с ракетным горючим, которое пришлось очень по душе аборигенам.

Наутро о выходе на маршрут не могло быть и речи. Состояние было из серии «чёрная зорька». День вяло протекал мимо нас. Игра в карты, пустопорожние разговоры и прочая чернуха. Очень хотелось свалить, но тормозило всестороннее зашивание палатки. Когда кто-то из местных пустился в воспоминания о том, как какой-то пьяный давил вездеходом людей на Хибиниаде, решили, что пора - вдруг опять кто-то захочет поглумиться. Да и палатка к тому времени уже была зашита.

Обратный путь, через Северный Чоргорр до Имандры, не запечатлелся в памяти. Наверное, был несложным и без приключений. Разве что, несколько падений на спуске. Но к тому времени я научился инстинктивно переворачиваться в воздухе и приземляться на рюкзак, чтобы не портить шкурку лица.

А вот в поезде на обратном пути опять повезло. Нам отдали на откуп нерабочий тамбур последнего вагона, где была тут же создана курилка и кухня, а в вагоне наше времяпровождение скрашивали две молоденькие попутчицы. Ближе к обеду кинули на пальцах - кому идти варить. Выпало Графу. Он взял продукты, примус, бензин и отправился в тамбур.

Вскоре мы услышали шум в конце вагона, но не обратили внимания, пока в купе не ворвалась одна из девчонок, с круглыми, как у совы глазами, и испуганно выпалила: «Там.., там..., там Граф вас срочно зовёт!!!». Я первым кинулся к тамбуру, затылком ощущая горячее дыхание Завхоза. На бегу увидел, что Граф подпирает дверь "нашего" тамбура плечом и держит её ручку, а изнутри раздаются глухие удары, в попытках её открыть. При нашем приближении, он спокойно сказал: "Господа, кажется, сейчас нас будут бить!», и вежливо распахнул передо мной дверь. В последнее мгновение я понял, что массы тел у нас с Завхозом не сопоставимы и, при своей инерции, он просто не сумеет затормозить. Так и случилось. Толчок в спину, я влетел в тамбур, а Сэр Граф также вежливо захлопнул её за мной.

Трое вольнопоселенцев, возвращавшихся с рыбалки, оставили в покое уже изрядно поднадоевшую дверь, и с вожделением приняли в свои объятия внезапно появившееся неопознанное тело. Как я их понимаю! Долбить в металлическую дверь - не барское это дело.
Под напором мускулистых рук, пришлось свернуться в позу эмбриона и тщательно закрывать руками лицо, вспоминая шитьё губ без наркоза. К счастью, продолжалось это недолго - следом ворвались мужики и обстановка нормализовалась. Ну а когда те трое узнали, что "у нас с собой, было", наступил всеобщий мир, дружба, жвачка.

Собрав в тамбуре остатки неудавшегося обеда, вернулись к нам в купе. Они угощали свежекопчёной рыбкой, а мы тем, что у нас с собой было. Под звон стаканов нам с Завхозом не терпелось узнать истинное развитие событий.

Начал Сэр Граф: "Захожу я в тамбур и вижу троих курящих "козьи ножки". Отошёл в другой угол, накачал насосом примус, облил его бензином и предупредил, что сейчас немножко полыхнёт. Поднёс спичку, ну фукнуло, ну перелил немного. Так не по злобЕ же, а потому что вагон тряхнуло. А тут один из них трахнул по примусу ногой, ну тут уж посильнее фукнуло. Смотрю, а другие по мне целятся. Пришлось тоже включить ноги и из тамбура выскочить, а потом дверь держать в ожидании подмоги".

Оппоненты согласно закивали головами, но в их интерпретации прозвучало, что какой-то придурок чуть весь тамбур не спалил вместе с ними, а потом ещё драться полез и дверь в тамбур закрыл, чтобы они там, в дыму задохлись.

Для полного взаимопонимания, выкурили "трубку мира" в виде самокруток из "Правды" набитых ядрёным самосадом. От дыма сначала покалывало иголочками ступни, затем потел затылок, кружилась голова, а пальцы рук немели. Говорят, что пачка сигарет убивает лошадь, а от одной их самокрутки, наверное, целый табун бы сдох.

Хеппи-энд в этой истории таков: Завхоз вернулся в семью и ему всё простили, а мы с Сэром Графом разъехались по домам с чувством удовлетворения от первой и, дай бог, не последней в нашей жизни, медовой недели.